Отвратительный привкус крови, железа и водки. Голова раскалывается, но не от выпитого — от того, что внутри. От ярости, которая не нашла выхода. От воспоминаний, которые полезли наружу, как демоны из-под земли.

«Распни его. Обрежь его».

Идиотские крики. Они не понимают. Никто не понимает. Они видят кукол, экзотику, дикарей с их странными ритуалами. Они не видят *поэтики*. Того, как движение клинка — это стих. Как боль — это искупление. Как в момент поединка нги перестает быть мальчиком или девочкой, а становится просто чистым воплощением воли. Воли к красоте. К совершенству. К преодолению себя.

А они сводят всё к кастрации. К товару. К своим убогим, земным, грязным категориям.

Дом — это стены, заваленные книгами, дисками, распечатками. Артефакты, которые уже никто не оценит. Сувениры, потерявшие ценность. Пыль на костюме нги-посла, висящем в шкафу. Я срываю его, швыряю в угол. Пахнет чужим солнцем, чужими травами. Пахнет *им*.

Сажусь за стол, включаю терминал. Глушу остатки дрожи в руках крепким чаем — земным, грубым, без тех тонких нгийских трав, что дурманят сознание и снимают боль.

Комкон. Official mission status: TERMINATED. Personnel: REPATRIATED. Data: ARCHIVED.

Архивировано. Предано забвению. Как будто нас и не было. Как будто *его* и не было.

На столе, придавленный чашкой, лежит тот самый кусок картонки. Грубая, неотбеленная бумага. Чернила размазаны. Телефонный код и имя, которое наверняка фальшивое: «Лев».

«Особые вопросы логистики». Звездчатые рубины. Бусы для дикарей.

Идиоты. Все до едина идиоты.

Нги-Унг-Лян не носят бусы. Их украшения — это шрамы. Их богатство — это память о поединках. Их валюта — стихи, выбитые на камне, и победы, вписанные в историю клана.

Звездчатые рубины… Да, они есть. В пещерах на экваторе, где жара плавит камень, а ветра поют песни мёртвых. Их добывают дети клана Пещерных Стен. Это их инициация. Найти камень, вырезать его сердцевину, почувствовать, как в глубине кристалла рождается звезда.

Они не продаются. Они дарятся. В знак вечной дружбы. Или в качестве выкупа за жизнь.

Я знаю это. Я был там. Я видел, как мальчик по имени Ун-Ло, с лицом, ещё не затронутым ритуальными шрамами, подарил мне такой камень. За то, что я отдал ему свой нож после того, как его клинок сломался в поединке.

«Ты не как другие бледнолицые, — сказал он на своем певучем языке. — Ты понимаешь тишину между словами».

А потом пришел Комкон. Со своими директивами, санкциями, «культурными обменами». С попытками купить, подкупить, договориться. Сломать их. Сделать удобными. Превратить в кукол для головизора.

И у них почти получилось.

Я открываю ящик стола. Глубоко под стопками бумаг лежит маленький кожаный мешочек. Высыпаю содержимое на ладонь.

Он холодный и тяжелый. Темно-багровый, почти черный. Но если поднести к свету, в самой глубине проступает шестиконечная звезда. Звезда Нги-Унг-Лян.

Не бусы. Не кредиты. Не «особая логистика».

Они уйдут туда со своим грубым кораблем, со своими жадными глазами. Они осквернят пещеры. Напугают детей. Попытаются купить или отнять. Их убьют. Или они убьют кого-то. И всё накроется еще более толстым слоем земного дерьма. Миссия будет похоронена навсегда. Двери завалят камнями.

А он… Он останется там. Запертый в своем мире, который медленно, но верно превращают в сувенирную лавку и бордель для космолётчиков.

В голове снова всплывает лицо того пацана из бара. Искаженное страхом и ненавистью. «Обрежь его!»

Я не стал. Я землянин. Антропоид. Продукт своей гнилой культуры.

Но во мне живет другая ярость. Ярость нги. Требующая действия. Поступка. Жертвы.

Я беру в руки картонку. Провожу пальцем по шершавой бумаге, по кривым цифрам.

Они хотят бус? Они получат бусы.

Они хотят рубинов? Они их получат.

Но на своих условиях. На условиях Нги-Унг-Лян.

Я подхожу к терминалу. Набираю номер. Древний, проводной, незаметный.

— Говори, — слышу я знакомый сиплый голос.

— Это я. Из бара.

Пауза. Слышно, как он затягивается сигаретой.

— Надумал, коэш?

— У меня есть условия. Не обсуждаются.

— Я слушаю.

— Команду подбираю я. Маршрут строю я. На планете все решения — за мной. Вы — кошелек и грузчики. Никаких вопросов, никаких советов. Попробуете оспорить — я поведу вас в такое место, откуда не возвращаются. Договорились?

С другой стороны провода доносится тихий, хриплый смех.

— Драчун и философ. Ладно. Договорились. Готовь список. Выход через декаду.

Связь прерывается.

Я откидываюсь на спинку кресла. Сердце колотится где-то в горле. Я только что подписал себе приговор. Или обрел спасение.

За окном начинается дождь. Стирает с стекла грязь мегаполиса. На миг сквозь потоки воды проступают очертания далеких фиолетовых гор и красных лун.

Я достаю из-под стола флакон. Не водку. Настойку на нгийских кореньях. Горькую, как память, и пьянящую, как обещание.

Выпиваю залпом.

«Нgi losmi», — шепчу я на забытом языке, глотая жгучую горечь.

«Я возвращаюсь домой».